Савитри Дэви
Мы миновали Хорн без остановок. Достигнув окраин города, свернули вправо, затем, еще через пятьсот ярдов, налево, после чего выехали на прекрасное асфальтовое шоссе; вдоль дороги высились деревья, по обеим ее сторонам раскинулись луга, а вдалеке, за ними, деревья росли еще теснее: все тянулся и тянулся нескончаемый Тевтобургский лес в осеннем убранстве – и я была готова восхищаться им неустанно. Я смотрела по сторонам и хранила молчание, наблюдая приближение вечера по огненно-красным, желтым и бурым листьям, готовым сорваться с веток. И, думая о плененных орлах и порабощенной Германии, я жаждала прихода Дня Отмщения – der Tag der Rache, –
жаждала так же сильно, как и последние восемь с половиной лет.Внезапно дорогу преградил ряд отвесных скал высотой около сотни футов, хотя на вид они казались куда выше, особенно вблизи; на фоне яркого закатного неба каменные громады приобрели ровный серый оттенок. Я сразу же узнала их, потому что встречала раньше их изображения, и с моих губ сорвался восхищенный шепот: «Экстернштайн!».
Мы вышли из машины. Совершенно безотчетно я встала особняком от моих попутчиков, потому как была уверена в том, что мы принадлежим к двум разным мирам и что они, даже будучи германцами, здесь туристы, в то время как я, иностранка, – паломник.
Я взглянула на неровные силуэты камней, что высились между мной и лесом, в котором терялась автострада. Знакомые очертания пленили меня. Не то чтобы я впервые посещала место, отмеченное бессмертным культом Солнца, – нет, далеко не впервые! Я видела Дельфы и Делос, развалины в Верхнем и Нижнем Египте – Карнак и пирамиды. А в Индии я была у знаменитой Черной Пагоды, построенной в форме колесницы Солнца, которая покоится на двенадцати громадных колесах, причем каждое из них соответствует определенному знаку Зодиака, – и которая представляет собой великолепнейшую иллюстрацию Жизни на всех ее этапах, во всей полноте: от буйства эротических сцен, которые занимают большую часть поверхности нижних стен, до невозмутимого спокойствия медитации – медитации самого Бога Солнца, чья статуя, выполненная в сидячей позе, венчает все сооружение. Я посетила необычный храм Шрингери, каждая из двенадцати колонн которого по очереди освещается первыми рассветными лучами в тот день, когда солнце вступает в новое созвездие.
Однако никогда прежде – за исключением одного раза, в Швеции – мне не довелось побывать в месте, освященном Культом Звезды наших Предков, древним культом Света и Жизни, в северных странах. И я знала, что эти Скалы служили центром проведения Германских солярных ритуалов в незапамятные времена. Я почувствовала себя странником, который проделал долгий путь из очень далекого края, имея перед собой ясную цель, и наконец обрел искомое. Теперь я достигла если не конца (ибо конца здесь нет
), то по крайней мере наивысшей точки моего странствия по Германии, да и по жизни. И это счастье. Я достигла Источника, где могу пополнить свои духовные силы для вечной Борьбы – в ее современном обличии: Борьбы Сил Света против Сил Тьмы – я познала ее через битву национал-социалистических ценностей с Христианством и Марксизмом – соответственно, старейшей и самой последней еврейскими доктринами, призванными низвергнуть Арийский дух; с ними я сражалась и буду продолжать непримиримую борьбу.Я вглядывалась в темно-серые скалы неправильной формы, и мои глаза застилали слезы. А когда люди, с которыми я путешествовала, попрощались со мной и проследовали за гидом, пришедшим, чтобы обвести их
[вокруг скал], я обрадовалась – мне очень хотелось оглядеть Столпы без спешки и, по возможности, в одиночестве.Прямо передо мной вздымался самый высокий столп, огромная скала неправильной цилиндрической формы, или даже более похожая на призму, чуть наклоненная влево, словно ствол исполинского дерева, который поистрепало время и изувечили люди, не имея возможности его уничтожить. Я знала: на вершине той скалы расположено святилище, где мудрецы прошлого встречали Самый Ранний Рассвет утром Дня Летнего Солнцестояния. Снизу я могла видеть мост, по которому можно попасть туда сегодня; в настоящее время он соединяет самый высокий столп, обычно называемый «вторым», со следующим слева, условно обозначаемым как «третий» (такая нумерация предложена в одном подробном археологическом исследовании об Экстернштайн, которое я читала ранее).
Медленно поднялась я по ступеням, высеченным в голом камне «третьей» скалы, часто останавливаясь, чтобы восхититься пейзажем, что постепенно открывался мне по мере того, как с каждым шагом я поднималась еще немного выше: озерцо, в безмолвные воды которого отвесно погружается «первая», самая дальняя скала справа; густые леса вдали; продолжение дороги, по которой я приехала сюда, ведущей в дальние леса, – за левым склоном и за озером. А по другую сторону – на северо-востоке, откуда я приехала – поросшие лесом холмы вокруг Хорна
и Детмолда. В закатном зареве оттенки красного в осеннем лесу казались ярче, а бурые тона насыщались до багрянца. На глади озера воцарились мерцающая темень и яркие оранжево-золотистые краски. У противоположного берега в воде виднелось отражение леса. Я поднималась все выше, не отваживаясь во время восхождения посмотреть на пропасть, что разверзлась внизу, и внезапно очутилась в древнем святилище, которое и пришла лицезреть. И тут я вздрогнула, потрясенная тем, что стою на священной земле.Трудно сказать, как выглядело святилище раньше. Сегодня, когда минуло почти
XII веков после его целенаправленного разрушения, виной которому фанатизм христиан, вы ступаете на каменную площадку около шести ярдов длиной и неполных четырех ярда шириной, под открытым небом. На одном ее конце, справа от входа, то есть на северо-востоке, можно видеть огромный обломок камня – это часть скалы, на которой вы находитесь, – вырубленный в сводчатой пещере, пол которой на фут выше, чем плита в основании. В центре – постамент, высеченный из того же куска камня, с плоской как стол поверхностью, шириной около фута и полфута глубиной; над ним, в сплошной, природного происхождения, северо-восточной стене таинственной комнаты, проделано отверстие практически идеальной круглой формы, диаметром больше фута (если точнее, 37 сантиметров). На другом конце площадки, слева от входа с моста, то есть в ее юго-западной части, – прямоугольная ниша. Ее высота превосходит рост даже очень высокого мужчины, ширина достигает порядка пяти футов, а глубина – примерно фута; по обе стороны от углубления возведено по колонне. А в каменной стене напротив моста – в северо-западном направлении – есть окно, выходящее на соседнюю скалу и озеро за ней. Стены, разделявшие некогда сводчатую пещеру и остальное сооружение (в юго-восточном и северо-западном концах), в настоящее время заменены железной оградой. Крышей святилищу служила восточная часть вершины скалы. Она была разрушена, и все пространство, за исключением сводчатого углубления, как я уже говорила, оказалось под открытым небом.
Повернувшись спиной к юго-западной стене, за которой сейчас садится солнце, я вглядывалась в руины освященного веками места. Здесь, когда в Египте великие короли двенадцатой династии возводили грандиозные храмы и вечные гробницы; когда таинственные мореходы Среднеминойской эпохи господствовали на Крите и островах Эгейского моря; до самых ранних из известных нам завоеваний Ариев на востоке – четыре тысячи назад и еще раньше, – мудрецы, духовные предводители Германских племен и хранители естественных ценностей, делавших их жизни стоящими того, чтобы жить, собирались вместе и встречали самый ранний восход солнца – в священный день, в июне.
В середине постамента в сводчатой пещере до сих пор можно разглядеть квадратное углубление. Туда обычно был воткнут прут, верхушка которого находилась на одной линии с самой нижней точкой круглого отверстия в северо-восточной стене и с точкой в середине ниши, напротив которой я стояла – линия Солнцестояния, проходящая с северо-востока на юго-запад. Таким образом, когда луч восходящего солнца достигал (проходя через крайнюю нижнюю точку круглого отверстия в камне и перед верхним концом прута) взора наблюдателя, стоящего в строго определенном месте в центре ниши, можно было с уверенностью сказать, что настал День Летнего Солнцестояния, на правильном определении которого строился весь календарь – а впоследствии от этого зависели и праздники, и вся жизнь общины.
Несколькими днями раньше и позже Дня Летнего Солнцестояния восходящее светило появлялось на боковой стороне круглого отверстия, точно по его радиусу. Место его появления, казалось, будто бы путешествует по боковой стороне круга вниз (к самой нижней его точке), а после – снова вверх,
[скользя по его периметру]. День за днем мудрецы наблюдали за этим явлением, чтобы вычислить наступление самого раннего восхода солнца, сообразного с неизменной «линией солнцестояния». И как только они его видели – ослепительное золотое пятно на ободке круглого проема в стене, луч света в темной «зале» – они издавали с вершины этого столпа победный клич-заклинание, провозглашая начало большого Летнего праздника людям, собравшимся внизу: «Победа, Свет!» ("Siege, Licht!").Я размышляла о том, что прочла, и о том, что поведали мне современные германцы, верящие в древнюю солярную Мудрость – германцы, которые неожиданным образом вернулись к ней через современную Веру в Кровь и Землю (Веру Ариев – Национал-социализм), которая связывает меня с ними. Я размышляла об этом и представляла, а может, пыталась представить торжественные действа, которые год за годом совершались в святилище на этом столпе на протяжении веков, да что там – тысячелетий. Действа, постоянство которых казалась незыблемым, словно при возвращении священных дней. И я думала о внезапном конце Культа Света, о разрушении этого самого святого места древней Германии Карлом Великим и его франкскими воинами-христианами. В воображении я рисовала себе ту половину верхушки Столпа, которая когда-то была крышей святилища, жестоко отколотой и сброшенной вниз на землю, где ее обломки еще можно разглядеть. Оскверненная священная пещера, подвергшаяся опале Земля, среди жителей которой иноземное вероучение, исповедующее лживое смирение (от него они даже сегодня не до конца свободны) насаждалось огнем и мечом. Я представила франкскую армию – людей германской крови, «крестоносцев Германии», во имя пророка-иноземца и приземленной чужестранной силы штурмующих эти освященные скалы, убивающих всех, кто попадается на пути, предавая огню все, что могло гореть, насилием проторяющие путь для новых учителей: монахов – тех, кто поистине «переучивал» Германию, в худшем смысле этого слова, тех, кто затоптал бы (если б мог!) каждую искру древней солярной мудрости – Арийской Мудрости – в этой главной европейской твердыне.
Это произошло в 772 году христианской эры – 1181 год назад. Но как трагически все это походило на современность! В тех первые «германские крестоносцы» я более ясно, чем когда-либо, увидела предтеч зловещих эйзенхауэровских «крестоносцев Европы». Они сражались во имя тех же самых ненавистных христианских ценностей, в конечном итоге – ради торжества той же самой интернациональной силы, как мирской, так и духовной, – Церкви, которая представляла и до сих пор представляет собой замаскированное Еврейство. Они боролись против тех же самых вечных ценностей Германского Язычества – изначальной героической религии самых благородных людей Запада, в которой и тогда, и теперь Арийский Дух обрел самое полное т точное воплощение на этом континенте. Они подвергали гонениям людей с подобной же жестокостью и с великим умением, с такой же, и даже большей, германской тщательностью. Я помнила, что Эйзенхауэр (будь он проклят!) тоже немецкой крови. И снова я ощутила ненависть к безумию, которое так много раз в человеческой истории заставляло людей славной нордической крови бросаться в братоубийственные войны из-за детских религиозных предрассудков, которые евреи – и их добровольные и невольные пособники –
даже не навлекая на себя подозрений, вложили в их головы.И по мере того как картина христианизации
Германии и уничтожения древней религии (не только во всей ее безжалостности, но и во всей полноте) представилась мне еще более трагичной, я осознала – не впервые, но, возможно, даже более отчетливо, чем раньше, – что основные даты войны Карла Великого против Саксов, то есть 772 и 787 годы, с точки зрения Германского и, если мыслить шире, Арийского духа, принесли куда больше зла, чем год 1945.Следы
иностранных учений, и особенно иностранной, противоестественной, антирасовой шкалы ценностей, видны и по сей день во всем и всех, кроме меньшей части Германского народа. Везде, кроме еще меньшей части европейцев. Дух здорового Арийского воина и мудреца – дух независимых силы и насилия, вершимого лишь ради долга, наш дух – пережил свыше тысячи лет, чтобы вновь утвердиться посредством истинной доктрины Германского возрождения, в элите Германии, после всех бедствий, выпавших на долю тех, кто выражал подобные идеи раньше. В то время, несмотря на огромные потери и бесконечные страдания, мы, национал-социалистическое меньшинство, современные Язычники Арии – пережили это бедствие, пережили его, сохранив горячую веру и стремление начать все с начала. И нам не понадобится ни тысяча, ни даже сотня, ни десяток дет (если обстоятельства окажутся удачными), чтобы прийти к власти еще раз. Может быть, новый мир, что мы строили, лежит сейчас в руинах у ног наших победителей. Но наше мировоззрение (Weltanschauung) в наших сердцах уцелело. И есть те, кто моложе нас, и они готовы перенять наш труд, когда нас не станет; молодые, которые однажды бросят вызов тем «учителям» Германии, их программе, учению и духу, даже если жестокое время лишит наших преемников удовольствия убить их самих.И, подумав об этом, я ощутила ликование. Я оглянулась вокруг, стоя в унылом, оскверненном храме. Надо мной, в выступающей наклонной части скалы, массивная монолитная крыша которой была яростно расколота почти двенадцать сотен лет назад – шрам, оставшийся от первого нашествия «крестоносцев Германии» на этом высоком алтаре национального культа Света. И словно вспышка – я вспомнила всю свою борьбу, длиною в жизнь, против христианской чумы: в Греции – во имя разрушенного Эллинизма, в Индии – во имя несломленной Традиции Хинди, где бы то ни было – во имя Арийской гордости и Истины Природы. И я представила роль, которую мне бы хотелось сыграть здесь, среди людей моего фюрера, после восстановления Нового национал-социалистического порядка, однажды – неважно когда. «Да, мы живы!», – думала я, исполненная веры в себя и в меньшинство Германии, которое думает и чувствует так же, как я. «Поражение не сломило нас, оно лишь немного ожесточило нас и сделало немного более беспощадными. Однажды мы отомстим за вас, изувеченные Скалы, звавшие нас так долго, и за вас, наши старшие братья, воины, которые умерли, защищая подступы к этим вершинам! Где бы я ни была, когда забрезжит свет нашего Дня, пусть небесные Силы даруют мне возможность вернуться и присоединиться к делу отмщения!»
Представленный текст – финальная часть
«Путешествия Дьявола» (Калькутта, 1958),
отчет о ее тайном визите в оккупированную Германию в 1953 году. Несколько
очевидных типографских ошибок были исправлены.
© 2004 Перевод Flora, Wolffanger
Copyright ©2004 Seidr webzine